Родилась я то ли в хорошей семье, то ли в любой. С детства смотрела телек, передачу «Утренняя звезда». В двенадцать бросила первый вызов родителям. То ли папу посчитала козлом, то ли маму не слишком далекой. Решила, что сама лучше всех, ушла от родителей. Съехалась с первым бойфрендом — не понравилось. Съехалась со вторым — тоже не понравилось. Съехалась с парнем и его телкой. Понравилось. Пока парню не понравилась больше, чем та телка. Разосрались.
Стала худеть. Вставила сиськи. Худела дальше. Подкачала губы. Похудела ещё. Знакомые перестали узнавать, большинство завидовали. Полюбила караоке, стала петь почти каждый день. Познакомилась с продюсером. Он очень удивился, почему такое сокровище ещё никто не знает. Сама же всегда знала, что голос отличный! Даже Елена Сергеевна, руководительница хора, говорила: «Семеняка, ты — талант!» Стала сожительствовать с продюсером четыре дня в неделю. В остальные дни он работал в студии с другими артистами. На вопрос, кого ещё он продюсирует, ответил кратко: «Не могу разглашать продюсерской тайны.» Ждала от него песню. Он обещал, что, как только закончит с новой восходящей группой, сразу займётся мной. Благо, материала музыкального полно, просто нужно время. Денег было мало, но хорошо, что продюсер взял на себя траты по аренде квартиры. Иногда подкидывал на расходы.
Познакомилась с одним интересным парнем. Очень молодой и красивый, на хорошей машине. Сразу стало ясно — мажор. Стала жить с двумя, пока продюсер не узнал. Получила п*зды, выгнал из квартиры. Пришла к мажору, а он с родителями живет! Два дня разрешили пожить, потом говорят, уе… Мажор расстроился, конечно, но делать нечего. Зато папа мажора оказался очень даже ничего: такой красивый взрослый мужчина, только полноват немного — очень любил покушать. Был какой-то обед, и я решила порадовать мажора и приготовила голубцы. Моя мама — мастер голубцов была, мы с братом все детство наяривали. И вот я выступила. Мой мажор не понял, говорит, у них в доме голубцов не было никогда, а вот папаша его проникся. «Откуда ты такая взялась? Красивая, да ещё и голубцы умеешь готовить?» Я засмущалась, конечно, а мама мажора чуть под землю не провалилась: покраснела, побелела и ушла куда-то. Мажор говорит: «У нас только Люся все готовит. Мама не умеет. Мама у нас интеллектуал, куратор в музее. А папа «от сохи», из Оренбургской области.»
Короче, полюбил папа мои голубцы и не только их. Быстро поселил меня в квартиру, где я постоянно эти голубцы крутила. Честно, кроме них ничего готовить толком не умела. Ну, картошку, может. Так я стала жить с Папой. Оказалось, что Папа — губернатор В…ской области. Часто уезжал в командировку. И влюбился в меня не на шутку. Однажды привёл домой какую-то шмару и приказал: «Начинайте целоваться!» Мне не хотелось, но Папу расстраивать не стала. Секс втроём Папе очень нравился. Он уже был в таком возрасте, что очень любил смотреть — трахать ему с его одышкой было уже тяжеловато. Ну, что ж, Папа продолжал ездить в командировки, а я опять продолжала петь в караоке. К тому моменту ему пришлось купить BMW, и денег оставлял прилично.
Свои дни я проводила в салонах и шопинге. Постоянно ухаживала за своими ногтями и волосами, массажи через день, процедуры по лицу почти каждый день. Одевалась классически красиво — Папа все эти «модности» не понимал, поэтому приходилось носить Chanel. Обычно я раз в неделю покупала там себе или пиджачок, или костюмчик. Туфельки любила из ЦУМа — там хороший обувной отдел. Ну, и белье всегда из «Агента Провокатора». Папа любил меня, поэтому денег не жалел. Он дал мне охрану, со мной всегда было два человека. Они сидели в сторонке или в кафе, или салоне. С ними я чувствовала себя важной. Через некоторое время пересела в «Майбах» с водителем, меня всегда сопровождала машина охраны. Я переехала жить на Остоженку, в один из престижных комплексов — Папе достался там каким-то образом пентхаус. Он попросил заняться ремонтом и выделил неограниченный бюджет. Я выбрала классический стиль — я знала, что Папа любит классику. Насыщенные красные цвета, золото, синий бархат в спальне, кровать в стиле Людовика 15го. Он привёз несколько картин: Шишкин, Айвазовский. Странно, откуда они у него? Но я их пристроила. Были каминные золотые часы с купидонами 18 века — говорил, что из Эрмитажа. Кстати, паркет был тоже из Эрмитажа, но я не поняла, как он попал в Москву.
Мне нравилась роскошь, в которой я жила. Мы завтракали чёрной икрой с белым батоном, нарезанным вдоль. На обед я иногда готовила голубцы, но у нас этажом ниже жила вся обслуга, и оттуда повар приносила и обед, и ужин. Мы редко выходили вместе в свет, ведь он был женат на кураторе музея. Она была такая худосочная блондинка, немного нервного типажа. Своего Папу она любила с седьмого класса и не совсем представляла, как жить без него, поэтому делала вид, что они живут вместе. Она никогда не задавала лишних вопросов. И спали они уже давно в разных спальнях. Но на выходных они уезжали на дачу. Вместе. Там они разговорили обо всем, чем угодно, кроме присутствия меня в его жизни. Знала ли она обо мне? Неизвестно.
Любила ли я Папу?! Не знаю. Нет, наверное. Но точно любила все, что с ним связано: наш пентхаус, «Майбах», деньги, даже Шишкина. Пошла даже как-то в Третьяковку, чтобы сравнить, что есть у нас и у них. У них оказалось гораздо больше. Но очень похожая коллекция. На все праздники Папа дарил мне ювелирные украшения. Это были красивые кольца «Графф», браслеты «Картье» и какие-то броши, которые я никогда не носила. Ну куда мне брошь? В лоб, чтоль, пришпандорить? Но я уважительно относилась к его вкусу. Да и пусть будет! Вдруг настанут тяжёлые времена.
Папин сын, кстати, был в курсе наших отношений и со временем смирился. С ним мы дружили, и я постоянно мирила его с какими-то его телками, которых он постоянно слал. Он был совершенно избалованный малый. Девок менял каждый день, ни черта не делал, не работал, не учился. Целыми днями «ловил» чьи-то фотки, отправлял свои, пока не сел на героин, то ли от скуки, то ли от недостатка ума. Целый год он ходил с чёрными кругами под глазами, хотя совсем не был похож на наркомана. Это послужило началом конца их замечательной семьи.
Сын умер от передоза, мама повесилась в тот же день, а Папа просто ушёл в запой. Он сидел пьяный в своём кабинете и стучал ружьем по полу. У него было много ружей, он часто ездил охотиться с товарищами. Он пил так много, что даже не спал две недели. И даже не ел. Я никогда не видела, чтобы люди так могли пить: водку как воду из стакана. Через две недели он словил «белку»: бегал за мной с ружьём и кричал, что это я во всем виновата, что если бы не я, то все бы были живы. Я, безусловно, чувствовала свою вину, но больше мне было страшно, что он застрелит меня из ружья. Я убегала от него в ванную, включала воду и плакала. Я была совсем одна. В тот момент меня как будто шарахнуло по голове. Что я вообще здесь делаю? Зачем я тут? Я вышла, когда Папа затих, и увидела, что он свалился на ковёр с ружьём и уснул, причём так крепко, что звенели стекла от его храпа. Я прошла к сейфу, открыла его содержимое, оставила все украшения, но забрала весь кэш.
Я вышла «в никуда». Первой мыслью было идти к родителям. С ними я не общалась 7 лет. Они знали, что со мной все хорошо, но я не знала, что с ними. Я села в такси. С собой была спортивная сумка, полная денег. Я была непричесанная, заплаканная, в непонятной одежде. Выходя из дома, я даже не поняла, что натянула на себя. Таксист привёз меня в Медведково к родителям. Почему я не хотела их видеть 7 лет? И почему сейчас я иду к ним? Потому, что у меня больше никого нет. Дверь открыл брат… «Мать, Лена приехала!» В комнате громко разговаривал телевизор. Послышались шаркающие шаги. Мама без слов обняла меня. «Где папа?» — спросила я? «Умер от цирроза три года назад.» Мои ноги как-то помягчали и подкосились. Я села в прихожей на пол. В зале (Зале?! Какой, нахрен, зале? Комнате с телевизором) висел все тот же ковёр. Мишки в сосновом лесу. «Шишкин,»- подумала я…
Автор Даша Кошечкина, иллюстрация Максим Сергеев @sergeev_1maxim
