На улице похолодало, и начался дождь. Как всегда в сырую погоду, код на двери в подъезд заело. Пока я возилась с замком, старая сухая жердь – моя соседка, старушенция с третьего этажа — «угнала» лифт, хотя прекрасно видела, что я вошла. Я уже привыкла, это не Франция: двери не подержат, приветливо не взмахнут рукой, в лучшем случае — сделают вид, что не видят. Особенно здесь, на Остермальме, пожилые люди — сварливые и неприветливые, но все в прекрасной форме, поджарые, в модных сникерсах, как чучела животных из Зоологического музея — вроде настоящие, только «мертвые» внутри.
Я потащилась наверх по крутым мраморным ступенькам к себе на четвертый этаж, поглядывая в свой health app, подсчитывая, сколько калорий я сожгла. Перед дверью вывернула всю сумку в поисках ключей. В холле горел верхний свет, впрочем, как и во всей квартире, посреди — растянутый шнур пылесоса. Двери во всех комнатах открыты, и повсюду пахнет чем-то жареным. Я прошла на кухню, чувствуя, как волна раздражения накрывает меня. Все скворчало и кипело, из крана текла вода, пол был в мокрых брызгах, а моя новая украинская помощница Леся разговаривала по телефону.
— Что здесь происходит? — громко спросила я.
Леся быстро убрала мобильник.
— Вот, жарю вам сырники, как Вы просили, на кокосовом масле и с кокосовой мукой — сказала она.
Леся появилась у нас совсем недавно по рекомендации моей бывшей домашней «феечки», которая уехала обратно на Украину. Я попросила её быстро навести порядок на кухне, включить вытяжку и открыть окно. У меня было мало времени, я зашла домой переодеться. Сегодня четверг – вечер выхода с моими подругами, мамами из школы, где учится Лео.
Я зашла в комнату Лео, и по тому, как он метнулся от кровати к столу, было понятно — он играл в Ipad. «Привет, Мышка!» — сладенько сказал он. Я попросила показать его домашнюю работу. Лео закатил глаза и сказал голосом Ванги: «Доверься мне, мама. Я почти все закончил».
В этот момент мне пришло смс. Моя подруга Софи, роскошная «златовласка» из Монреаля, была уже в кафе и спрашивала, что я буду пить. Я решила на этот раз «довериться» Лео, просто напомнила, что надо сделать пока меня не будет. Мы поцеловались, и я вышла из комнаты.
Я быстро открыла гардеробную, собрала в своей голове look: узкие джинсы, кружевную блузку-боди, сверху красную «косуху» и новые сникерсы с двумя пчелками. После бокала шампанского в «Ричч» мы собирались поехать танцевать на Содермальм — местный Сохо, в лаунж-клуб, на открытом воздухе. В этот момент я услышала стук, и в дверях показалась Леся.
— Сырники готовы, Лео кормить сейчас или попозже? — спросила она. — Да, еще хотела вас спросить. Я в Стокгольме недавно, а что, здесь правда есть «шведские семьи»? — добавила Леся, чуть смущаясь.
— Спроси у Лео, когда он хочет есть, а шведские семьи здесь повсюду – мы же в Швеции — не моргнув глазом ответила я, давая понять, что разговор закончен.
Она испепелила меня взглядом и вышла из комнаты. Мне вдруг стало весело. Ведь только у нас, у русских, есть такое понятие как «шведская семья», имеющее какую-то постыдную, развратную подоплеку. Ладно, у французов «ménage a trios» — довольно пикантно, но не более, на то они и французы. А у шведов — целая семья – столько места для индивидуального полета фантазии.
Когда я была девочкой, мои страноведческие знания о Швеции, после «Карлсона на крыше» и битвы на Ладоге, в подростков возрасте натолкнулись на понятие «шведской семьи», обозначающее что-то дикое и развратное. Никто кругом не давал четкого объяснения, что это значит, но догадки были страшные. Позже, когда я училась в Германии, существовало мнение, что шведские женщины считались горячими и раскованными, открыто наслаждающимися сексом, но даже в Германии никто не знал термин «шведская семья». Никто об этом не знал ни в Голландии, ни в Бельгии, и даже сами шведы не могли понять моего нездорового возбуждения по поводу самого вопроса.
В Америке и в Европе существует понятие «шведский грех». Первым это выражение употребил американский президент Эйзенхауэр в речи о политике благосостояния, подразумевая «грех — обнаженность, пьянство и самоубийство». С годами контекст, в котором был употреблен эпитет, забылся и перерос в стереотипное восприятие шведской женщины — красивой беззаботной блондинки, с которой легко можно заняться сексом. Шведский кинематограф также внес свою лепту, выпустив в 1951 году фильм «One Summer of happiness», в котором актриса Улла Якобссон обнажила грудь — шокирующий поступок в то время. Через два года после этого последовал фильм Бергмана «Summer with Monica» c эпизодом, где подростки занимались сексом. Все это и легло в основу эпитета «шведский грех». В последний раз на большом экране «шведская женщина» появилась в образе Лисбет Саландер, героини книги Стига Ларссона и фильма «Миллениум» – полный антипод создавшегося раннее стереотипа шведской женщины. Мой муж, энциклопедия исторических дат и событий, считает, что в Советском Союзе понятие «шведская семья» появилось от неверного перевода или толкования эпитета «шведский грех», и я с ним полностью согласна.
Я взяла телефон и отправила смс Софии, чтобы она заказала мне бокал шампанского. Посмотрелась в зеркало, провела кисточкой по лицу и подумала: а, наверное, было бы неплохо, если бы сейчас в «Ричч» с шампанским меня ждал мой второй муж, с которым мы бы встречались только по четвергам. Такая идеальная «шведская семья».
Я заулыбалась своим мыслям и довольная понеслась на встречу с подругами.
Автор Лена Блюмквист, фото #Домохозы
